|
Администратор
Турниров выиграно: 1
Регистрация: 12.12.2008
Адрес: Москва прошлого тысячелетия.
Сообщений: 231,275
Сказал(а) спасибо: 42,893
Поблагодарили 256,169 раз(а) в 94,967 сообщениях
|
16 апреля 2006 г. в Резекне (Латвия) скончался
последний солист Донского казачьего хора п/у С.А.Жарова
Иван Владимирович Ассур
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были!..
В.А.Жуковский
Смолк голос последнего солиста знаменитого Жаровского хора…
Иван Владимирович Ассур стал единственным, кто успел осуществить заветную мечту этого уникального музыкального коллектива – выступить на Родине. Выступить, но не возвратиться навсегда.
О нём можно рассказывать бесконечно. Одни его знают как певца, солиста прославленного Донского казачьего хора п/у С.А. Жарова, другие – как публициста и историка, дружившего со многими выдающимися деятелями эмиграции первой волны, третьи – таких, впрочем, совсем немного – как строителя первого в мире храма, освящённого в честь Новомучеников и Исповедников Российских… Только вот беда – в любом случае, Ивана Владимировича знают в России гораздо меньше, чем он того заслуживает. Или заслуживал…
Наверное, не искривись хребет отечественной истории столько резко и трагично, как это произошло в 1917 году, певец должен был бы родиться в Петербурге, объехать весь мир, пользуясь любовью не только иностранной, но и, прежде всего, русской публики, и быть похороненным тоже в Петербурге, в одном из величественных некрополей северной столицы. Но Бог судил иначе: Иван Владимирович появился на свет в Германии и, поскитавшись по земному шару, упокоился на скромном кладбище в маленьком латвийском городке Резекне…
Его отец, Владимир Владимирович Ассур, был потомственным дворянином, потомком обрусевших шведов; по роду занятий – философом и историком. Все, кто знает, непременно добавляют: «учеником Ключевского», чтобы подчеркнуть – Ассур-старший был хорошим, настоящим историком, что впоследствии ему дорого обошлось. А ещё он проповедовал в храмах – в семейном архиве сохранилось письменное благословение на это известного церковного деятеля, митрополита Вениамина (Федченкова). Мать Ивана Владимировича окончила Смольный институт благородных девиц с отличием – «с шифром». Как и многие русские эмигранты, родители Ивана Владимировича стремились из Западной Европы в «осколки империи» – государства, получившие независимость в результате распада России. После рождения в 1929 году младшего сына Ассуры переехали из Германии в Польшу, но не прижились там. Следующей попыткой приблизится к недосягаемой, покинутой родине стала Латвия, город Резекне. Там жило довольно много таких же изгнанников, были православные храмы и русская гимназия.
Однако в 1940-м едва налаженное существование «поближе к России» оказалось грубо нарушено: в Прибалтику вступили советские войска. Хотя Владимир Ассур ни в одной из белых армий не служил, его, конечно, расстреляли как белоэмигранта. Историк, да ещё православный, для большевицкой власти был не менее опасен, чем офицер. Уже шла Вторая мировая. Советская армия вскоре была вытеснена из Латвии немцами. В конце войны Иван с матерью оказались в лагере для перемещённых лиц на территории Германии. Однако эта страна вновь, как и в 1929-м, оказалась не слишком гостеприимной для русских эмигрантов. Несколько лет Ассуры скитались по Европе, пока в 1950 году не отправились в Америку.
Иван Владимирович любил рассказывать, как по приезде в США мать на последние деньги купила молоток и подарила ему со словами: «Иди и работай». Сын последовал материнскому совету и не только научился плотницкому и столярному ремеслу, но даже впоследствии, будучи знаменитым солистом оперы и казачьих хоров, отнюдь не гнушался физического труда, имел диплом строителя, а в доме Ассура хранилось много мебели и прочих необходимых вещей, сделанных руками хозяина. Но душа лежала к иному: с малых лет Иван Владимирович учился петь и в начале 50-х сделался довольно известен как исполнитель романсов и оперных арий.
Здесь стоит возвратиться назад и отметить одно символическое совпадение – если это конечно, совпадение, а не промысел Божий. И.В.Ассур родился 4 июля 1929 года. В тот же самый день, 4 июля, но шестью годами ранее, в Вене состоялся первый публичный концерт хора, судьба которого будет затем неразрывно связана с судьбой Ивана Владимировича – Донского казачьего хора п/у Сергея Алексеевича Жарова.
В 1956 году Иван Ассур получил приглашение выступить на вечере общества бывших воспитанниц институтов благородных девиц в Нью-Йорке. Письмо прислала председательница комитета общества Ксения Васильевна Деникина. На вечере присутствовал и С.А. Жаров – случайно ли супруга генерала Деникина, покровительствовавшая молодому и талантливому русскому певцу, пригласила прославленного регента? Жаров сразу по достоинству оценил медовый, бархатный баритон Ассура. Богатый диапазон позволял Ивану Владимировичу исполнять не только партии «своего» регистра, но и написанные для высокого баса, и даже теноровые, например, такую сложную вещь, как «Ария Венецианского гостя» из оперы Римского-Корсакова «Садко». И Сергей Алексеевич, хоровой дирижёр с мировым именем, сразу предложил 27-летнему певцу быть солистом в своём коллективе.
С этого момента в течение 30 лет – до тех пор, пока хор п/у Жарова не прекратил своё существование, Иван Владимирович Ассур выступал в его составе. Попеременно пел также в другом замечательном музыкальном коллективе русского зарубежья – казачьем хоре им. Атамана Платова (регент – Н.Ф.Кострюков). Эти хоры как бы конкурировали между собой. Сравнивая их, Иван Владимирович вспоминал, что Донской хор был более тонкий, рафинированный, а Платовский как бы «более казачий». Казаки Жарова и Кострюкова объездили практически весь мир, но страну, в который они не побывали, назвать, тем не менее, легко. Путь в родную Россию белоэмигрантам был закрыт, казалось, навсегда. Сергей Алексеевич Жаров скончался в возрасте 90 лет, пережив практически всех своих лучших певцов (Н.Ф. Кострюков умер раньше). Смерть Жарова совпала с началом перемен в нашей стране (1985), но он их не увидел…
А вот Иван Владимирович успел. Именно с горбачёвской перестройкой он впервые посетил Россию. Впоследствии были ещё поездки, приглашения на гастроли, интервью, документальные съёмки. Ассур видел свою цель в наведении культурных и духовных мостов между стремительно стареющей и уходящей русской эмиграцией первой волны и современными русскими людьми, которым небезразлична родная история и культура. Первые визиты вызывали восторг происходящими переменами, активной культурной жизнью нашего общества в конце 1980-х – начале 1990-х гг., восстановлением храмов. Тогда казалось, что Россия готова вернуться на тот исторический и духовный путь, с которого её столкнула Смута… Как истинно русский, православный человек и настоящий патриот, Иван Владимирович не просто любил свою родину, но верил в неё и в русский народ. Ассур считал, что люди в России понимают, что их души исковерканы, и искренне готовы покаяться, сбросить с себя советскую скверну, вылечить своё уродливое миропонимание… Он искреннее радовался, что Господь сподобил его дожить до начавшегося воскресения России, о котором так мечтали тысячи белых офицеров, отдавших свои жизни ради этого, и тысячи русских эмигрантов, унесших родину в своих любящих сердцах.
После нескольких поездок Иван Владимирович счёл, что для выполнения своей миссии – стать «мостиком» между русскими в бывшем СССР и русскими в рассеянии, ему необходимо переехать, если не в Россию, то, по крайней мере, как можно ближе к ней! И этим «как можно ближе» вновь стал маленький Резекне, городок детства, от которого всего час-другой езды до русской границы. Певец оставил в США детей, впрочем, давно выросших; дорогие могилы; усадьбу в местечке Мулино в штате Орегон и то, что, было, пожалуй, наиболее поразительным делом в его богатой событиями жизни…
В то время как далеко не все люди могут похвастаться, что в жизни успели, следуя известной поговорке, посадить дерево, вырастить ребёнка и построить дом, Иван Владимирович посадил сад, воспитал восьмерых детей и воздвиг церковь. В начале 1980-х годов на территории имения в Мулино певец на собственные средства и буквально собственными руками выстроил деревянный храм, который был освящён – первый случай в истории – чести ради Свв. Новомучеников и Исповедников Российских. Ассур говорил, что это было сделано в память об отце, расстрелянном большевиками.
Излишне упоминать, что лишь глубоко и искренне верующий человек мог отважиться на столь ответственное дело – возведение Православного храма. Но у Ивана Владимировича было на это дерзновение, были и духовные, и душевные, и физические силы. Всю жизнь он служил Богу как чтец и певчий на клиросе, до самых корней понимал и горячо любил церковные службы – потому, вероятно, Господь и вложил в сердце желание создать Дом Божий в «духовной пустыне» североамериканского континента. До появления самостоятельного храма в большом доме в Мулино была специальная комната, оборудованная для богослужений. Иногда их совершал приезжавший из монастыря Св. Германа Аляскинского удивительный богослов и подвижник нашего времени – иеромонах Серафим Роуз, с которым И.В.Ассур дружил. Увидеть завершение храма Свв. Новомучеников Российских о. Серафим не успел…
Итак, Иван Владимирович оставил посаженный им сад, выросших детей, построенный храм и, захватив из нажитого только архив, фоно- и библиотеку, уехал в маленький Резекне. Поближе к России. Ведь именно для неё 70 с лишним лет белая эмиграция берегла, хранила и приумножала православную духовность, классическую культуру… Но здесь певец столкнулся с тем, что на постсоветском пространстве почти не осталось людей, способных воспринять, вместить, понять, оценить и продолжить трансляцию этой бесценной культуры, трепетно сберегаемой по франциям, швейцариям и америкам. Иван Владимирович тяжело переживал то невероятно духовное оскудение и нравственное разрушение, которое нашёл в русском народе (большая часть населения латвийского г. Резекне – русские), вернувшись из изгнания… Как человек исторически мыслящий, он, конечно, понимал, что годы коммунистического ига не могли пройти бесследно. Но такого паралича воли, такого о-бес-соления не ожидал.
Резекне (он часто говорил «по-старорежимному» – Режица) – маленький город, поэтому такая фигура, как русский американец, не могла пройти незамеченной. Все его знали. Кто-то здесь полюбил его, хотя духовным сокровищам, привезённым из Америки, новые знакомые зачастую предпочитали материальные. Однако подавляющее большинство вообще не поняло, не разгадало и не оценило Ивана Владимировича Ассура. «Ты знаешь, – говорил он рижскому поэту и барду Михаилу Устинову, в котором видел одного из немногих единомышленников, – ведь они все меня боятся!» (под «всеми» понимались жители Резекне, с которыми приходилось каждодневно общаться). «Им кажется, что коммунистическая власть всё ещё имеет силу и влияние. Они боятся, что общение со мной, белоэмигрантом, им повредит. Боятся высказывать мысли вслух. Боятся вообще иметь мысли, боятся говорить правду и думают только о том, что их может кто-нибудь понять неправильно и донести «куда надо». Не знают историю, не хотят её знать и вообще какие-то все пришибленные… Как мне с ними общаться?!» Как ни старался Иван Владимирович при этом сохранить свой всегдашний шутливый тон, в добродушной насмешке сквозила горькая ирония, даже безысходность. Сам будучи сильной, внутренне свободной личностью, Ассур особенно остро ощущал тяжёлую и неприятную духовную немощь окружавших его. Он не мог видеть того, что люди заняты одним только физическим выживанием, и ни к чему не стремятся, ничего не хотят. Больше же всего не хотят знать и помнить.
«Могущий вместить да вместит». Иван Владимирович действительно казался очень странен для разрозненных, разбитых, раздавленных людей постсоветской эпохи, особенно в маленьком прибалтийском городке, где к внутреннему духовному гнёту – последствию советского воспитания – прибавлялась русофобская политика латвийских властей. Описывая Ассура, хотелось сказать парадоксальное: «цветущий 75-летний юноша». Он буквально фонтанировал юмором, любовью к ближнему, талантом и какой-то особой щедростью нравственного позитива, который бывает только тогда, когда личность не испытала «духовного тромбофлебита» советской власти. У тех, кто попадал в гости к Ивану Владимировичу, рождалось неведомое в современных российских домах, современным русским людям ощущение: Православие отсюда никогда не уходило и не подвергалось никакому утаиванию. Оно было воздухом, которым дышал хозяин, и которым он как бы ненавязчиво приглашал дышать своих визитёров. Но это состояние нельзя воспитать, с ним нужно родиться и пройти через всю жизнь. Не имея с детства подобного внутреннего опыта, его нельзя приобрести, потому что приобретённый опыт будет уже обладать совсем другими свойствами…
Иван Владимирович был удивительно щедр душой, но в Резекне ему порой не на кого оказывалось обратить эту щедрость. Он попал в духовную изоляцию. Даже церковь не вполне приносила утешение: «Батюшка у нас испуганный какой-то, всего боится, меня боится (неподражаемая ироничная интонация) – я в алтаре прислуживаю… И ещё он часто ездит на отпевания… Я ему однажды говорю – а ведь я хулиган немножко, ну, вы знаете – что, батюшка, расплодились покойники-то?..» Сам Ассур неоднократно заявлял друзьям, знакомым и журналистам: «Я умру в 105 лет!..» – и после эффектной паузы уточнял: «…Но молодым!».
Он не сдержал слова и умер слишком молодым (на 77 году), умер в Вербное Воскресение – символически войдя в Иерусалим вместе со Христом. И со Христом же Иван Владимирович погребался в Страстную (Великую) Пятницу: очевидно, в ожидании приезда детей из Америки похороны задержали. Он чуть-чуть не дожил до Пасхи, чтобы пропеть своим чудесным, сильным и мягким баритоном: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!», отойдя в вечную жизнь вслед за теми истинно русскими людьми, которые, как и он, горячо любили Россию и ушли в чаянии её и своего воскресения.
Дарья Болотина
(Резекне – Москва)
|
Линейный вид
