ИМПОТЕНТ.

[Tomas]

1

Этот день не предвещал Олежеку ничего нового. А, стало быть, и ничего радостного. Олежек пытался просто хотя бы в уме представить какой-нибудь вариант возможной радости и не мог... Не мог. Нет, он уже, конечно, знал все общепринятые формы счастья. Знал, но опыт тридцати шести прожитых лет, подобно смерчу, размётывал их в стороны, превращая в кучу хлама. Все эти общепринятые формы счастья. Хоть он и пытался по какой-то тупой инерции всё-таки воплощать их в жизнь, эти попытки разбивались либо о кошмарную серость каждодневной рутины, либо... что ничем не лучше, о коварные подводные рифы. Вроде вечного недостатка денег. Нескончаемых требований. Неразделённых симпатий. Болячек и прочей чепухи. Олежек, безусловно, понимал: попытка – не пытка. Всегда можно попытаться ещё раз. Но есть же разумный предел! Если прыгун в высоту сбил планку с третьей попытки, это ни о чём не говорит. Можно ещё потренироваться. Но если с пятидесятой? С сотой? С тысячной попытки? Нет, есть разумный предел. Сначала, само собой, возникает отчаяние. Адреналин смерти! Потом, если всё обойдётся... как осеннее небо тучами, душу заволакивает верблюжья покорность. С этой верблюжьей покорностью Олежек и жил. Коль сердце пережило период отчаяния и не разорвалось от горя, ничего не остаётся... Надо жить. Не пулю же в лоб? Надо жить.
Этот день Олежеку ничего не предвещал. Небо с утра хмурилось, как учитель после проверки контрольных. Вообще лето в этот год выдалось из ряда вон. Холодное и плаксивое, как ипохондрик. Олежек заставил себя пару раз окунуть долговязое, белое тело в грязную от дождей реку, но на этом купальный сезон решил и прикрыть. На фирме, где Олежек трудился в рядовой должности, поговаривали об очередном сокращении. Олежек всегда был первым претендентом на этот счёт и хорошо это знал. Ибо, пережив перелом отчаяния, стал вялым и безынициативным. Тем не менее, сокращали его коллег – творческих, деловых, энергичных, а он продолжал туго сидеть на своём месте, врастая в него как Мамврийский дуб в Палестину. Он долго недоумевал, в чём дело. Потом ему объяснили. Творческие и деловые всегда рвутся ввысь. Потому плетут интриги и готовы прошибить лбом любые двери. Фирме это ни к чему. Она от таких освобождается. А Олежек никому не мешает. Корпит и корпит потихоньку. Шествует в буднях времени, как верблюд через пустыню. Тащит свой груз на горбу. Что и нужно. Вот и весь секрет.
Этот день ничего не предвещал. Однако он преподнёс Олежеку неожиданный сюрприз. Сюрприз длительного действия. Невероятный сюрприз! По окончанию работы Олежек вышел из конторы и направился в любимую пивнушку. Это, конечно, был бар, но Олежеку нравилось именовать его пивнушкой. Попроще. Он не был пьяницей. Ни в коем случае! Олежек предпочитал трезвый взгляд на жизнь. Пьянство казалось ему откровенной дикостью. Просто... у него сложился такой ритуал. После работы он заходил в пивнушку и выпивал бокал холодного, светлого пива. Он не пьянел, а как бы омывал мозги, снимая напряжение дня. Потом по дороге домой брал ещё бутылочку и выпивал её после ужина, глядя телевизор. Вот и всё. Если он этот ритуал почему-то не выполнял, его начинало подташнивать, поламывать... А если выполнял, то этого не было. Как у курильщика.
И в этот день он как всегда зашёл в пивнушку. Взял пиво и стал медленно прихлёбывать пузырчатый с горчинкой холод. Краем глаза он увидел, как вошла девушка, или молодая женщина и остановилась, как бы в растерянности. «Чего она тут забыла?» - с лёгким недоумением подумал Олежек. Действительно, это место никак не вязалось с такой красивой, молодой и домашней на вид женщиной. Как фотомодель в мясном отделе... Олежек невольно стал разглядывать женщину. Совершенно очевидно, что она оказалась тут случайно. Её взгляд был совершенно отсутствующим. Казалось, что её привезли сюда издалека с завязанными глазами, потом сорвали повязку и бросили беспомощную и одинокую. Девушка явно утратила связь с реальностью. К счастью, народу было совсем мало, и Олежек с неожиданной лёгкостью подошёл к девушке и взял её за локоть. Она вздрогнула и сразу, как будто, пришла в себя.
- Кажется, вы неважно себя чувствуете? – галантно осведомился Олежек.
Девушка перевела взгляд на него, и в её глазах появились признаки жизни. И какие чудесные оказались эти глаза! Какого-то удивительно зелёного цвета. Влажные, мягкие, беспомощные... Сердце Олежека так и захлебнулось, как движок от резкой подачи топлива, сладким умилением и истомой.
- Могу я чем-то помочь? – продолжил он свою галантерею.
Девушка схватила его за руку и, ещё шире распахнув пух ресниц, с надеждой уставилась на него.
- Пойдёмте на воздух, - как опытный мачо, продолжил терапию вдохновлённый Олежек.
Через минуту они уже сидели рядышком на скамейке. Девушка доверчиво держала Олежека за руку, прижимаясь по-братски к его плечу. Душа Олежека взирала на всё это откуда-то из-за облаков. Точнее из-за туч. Всё происходило так гладко, что Олежек вообще ничего не понимал. Так не бывает. Сколько сил он всегда тратил, чтобы оказаться приближенным к такой красоте... а тут, раз – и красота прижимается к нему всем телом, словно боится его потерять. Не чудо ли? И он ужасно боялся сделать вдруг какое-нибудь неосторожное движение. Поспешить и оказаться в роли свинтуса. Хотелось, чтобы всё было пристойно. Красиво. Очень хотелось.
- Ну, вам полегче немного? – с предельной учтивостью осведомился Олежек.
Девушка посмотрела в ответ своими прекрасными, влажными глазами так, словно Олежек вывел её из-под пуль. Или извлёк из-под обломков рухнувшего дома. Или вырвал из лап самого дьявола.
- Вы даже не представляете, как вы мне помогли, - не сказала, а проворковала нежнейшим голосом она.
- Ну, что вы! – как и положено, проявил скромность Олежек.
- Нет, нет, - мягко остановила она его. – Не возражайте. Я ведь не маленькая. Я понимаю, что дело не в действиях и не в словах. Просто... миг такой. Понимаете? Тот самый... критический. А тут вы... в этот самый миг. Это же не рассчитаешь. Судьба... Значит, вам моя судьба доверена. Понимаете?
- Видимо, - предположил Олежек. – Мне повезло.
- Мне повезло, - уже с лёгкой улыбкой посмотрела она, как ему показалось, прямо в сердце.
- Нам, - нашёл торжественный компромисс Олежек. – Нам повезло.
- Да... – лучше всякого пива омыло его сознание нежнейшее воркование. – Повезло.
- Знаете, - взмывая душой, как истребитель, вконец осмелел Олежек. – Мне очень, очень не хочется, чтобы эта внезапная встреча вылилась бы как-нибудь во что-нибудь... банальное и недостойное. Очень не хочется. Я не переживу этого. Просто... такой космос сейчас в душе моей распахнулся. Такой космос! Я... холостяк. Живу один. Поверьте, у меня просто нет сил, взять и... оставить сейчас этот космос. Взять и уйти. Оставить вас. Если вы сейчас исчезнете, космос умрёт. И я умру. Тогда зачем эта встреча? Тогда... это уже измывательство какое-то! Пожалуйста! – взмолился он. – Пойдёмте ко мне.
Её взгляд оставался влажным и сияющим возрождённой жизнью.
- Верите ли, - тихо проговорила она. – Я то же самое чувствую. То же самое. Я с радостью пойду с вами.
- Нет, так не бывает! – поднял голову к небу Олежек. – Но ведь не сон же это?
- Не сон, - удостоверила она его.
- Не сон, - как сомнамбула, повторил он. - Так, что ж мы сидим?
Они встали и направились к нему домой. По дороге он купил бутылку вина, виртуозный букет цветов, продукты для ужина... Через пару часов, словно молодые супруги, они уже вкушали снеди, говорили тосты, вздымая бокалы, слушали музыку, танцевали... Стрелки часов пошли на новый круг. Олежек узнал, что его неожиданную незнакомку зовут Рита. Что её обманул мужчина. Что она была в отчаянии. Не ведала, что творила. И очнулась лишь тогда, когда Олежек усадил её на скамейку. Олежек понимал, что они отражаются друг в друге как в зеркале. Хотя внешняя канва их судеб разнится, суть одна. Надежды, крушения, отчаяние, встреча... Она очнулась после отчаяния и шока, когда он взял её за руку. Он очнулся после отчаяния и верблюжьего отупения, когда она за руку держала его. Они причудливыми тропами вышли друг к другу.
- Я очень хочу, милая Риточка, - шептал в нежное ушко Олежек, - Чтобы ты никогда от меня не уходила.
- Я тоже... – слышал он эхо в ответ.
- Я хочу быть с тобой.
- Я тоже... – всё также звучало эхо.
- Я хочу, чтобы ты была моей женой.
- Я хочу, чтобы ты был моим мужем.
- Давай поженимся!
- Давай...

Когда все слова и движения были исчерпаны, они легли в постель. Легли просто и естественно. Не чувствуя преступности в таком быстром сближении. Ибо увидели, что близки уже в самой глубине космоса их бездонных душ. С полчаса они ещё шептались. Потом сник и шепот. Она положила нежнейшую, как шёлк, ладонь ему на затылок и лёгким усилием вовлекла в долгий поцелуй. Олежек понял, что должен действовать как мужчина. Он приготовился к самому приятному, как вдруг с отчаянным ужасом осознал, что не чувствует ни малейших признаков возбуждения. Сексуального возбуждения. Он продолжал ещё что-то делать, надеясь на нужный эффект, но скоро от надежды не осталось ничего. Ровным счётом. В его трусах царила незыблемая, непоколебимая пустота. Бездонная пустота. Вакуум. Олежек крепко зажмурил глаза и попытался хоть как-нибудь напрячься. Вакуум не поколебался. Наконец он не выдержал.
- Ритуль, - чувствуя в темноте пунцовость щёк, промямлил он. – Не могу понять... никогда не было, а тут... Ну, ты понимаешь?
- Не можешь?
- Да... не получается.
- Не переживай, - успокоила его Рита. – Это бывает. Всё так внезапно. Давай выспимся хорошенько, а завтра... всё будет хорошо.
- Спасибо.
- Главное, что мы встретились, - продолжала утешать его Рита. – Это главное. Всё остальное приложится. Поверь мне.
- Постараюсь...

На следующую ночь повторилось то же самое. И на следующую. В течение всей недели было одно и то же. Олежеку стало ясно: он болен. Он просто элементарный импотент. Стал импотентом.

- Ничего, ничего, - продолжала терпеливо успокаивать его Рита. – Не расстраивайся. Это бывает. Всё в наших руках.
Но в её чудесных, зелёных глазах пролегла серой тенью печаль. Рита не подавала виду. Вместе они смотрели эротические фильмы. Изучали камасутру. Меняли стимуляторы. Рита овладела всеми приёмами профессиональной стриптизёрши. Вакуум в трусах Олежека оставался незыблемым. Никакие усилия воли не могли возбудить в этой пустоте ни малейшей живой искорки чувства. Однажды Олежек не выдержал.
- Послушай, милая моя, - давясь отчаянием, приступил он к тяжёлому объяснению. – Зачем тебе всё это?
- Что это? – скрывая грусть, защитилась она ответным вопросом.
- Мы ошиблись, милая Риточка, - пошёл он ва-банк. – Думали счастье, а это очередной прикол. Уходи...
- Не спеши, - мужественно сопротивлялась Рита. – Конечно, плохо, что наши отношения не до конца полноценны. Но, во-первых, я ещё надеюсь на лучшее. А во-вторых... мне кажется, что я смогу любить тебя каким угодно. Любовь больше всего этого. Больше...

Они продолжали попытки поколебать вакуум. Точнее, Рита продолжала. Олежек снова отдался во власть отчаяния. Старался только не выплёскивать его на неё, удерживая это чёрное марево внутри себя. Были пройдены психологи. Эндокринологи. Ворожеи. Массажи... Он терпел и не выпускал чёрное марево отчаяния наружу. Однажды Рита села рядом с ним, взяла за обе руки, как маленького, явно приготавливаясь уговаривать.
- Послушай, - тихо начала она. – У моей подруги есть... ну, тоже... подруга. У той... короче долго объяснять. Дали мне адрес одного дедушки.
- Очередной колдун, что ли? – усмехнулся Олежек.
- Нет, не колдун. Хороший дедушка. Правильный. Добрый. Он бескорыстно помогает. Говорят, что и в таких случаях может помочь. Умоляю тебя, давай съездим к нему!
Олежек молчал, как воду, рвущуюся в трюм тонущего корабля, удерживая в душе тьму отчаяния.
- Это последний шанс, - твёрдо сказала Рита. – Ты согласен?
- Как... безнадёжно больной на неминуемую операцию, - из последних сил пошутил он.


2

Олежек уже несколько часов как проклинал, что согласился на эту поездку. Бесконечные расспросы. Пересадки. Ожидания... Офисная работа совсем не располагает к такому дорожному экстриму. Если бы не Риточка... Милостью Божьей они всё-таки добрались. Ветхий, хоть и живописный домишко... какие-то тётки в платках... куча кошек... радостно всех облаивающий вислоухий пёс... Такой пейзаж мало вдохновлял урбанизированного Олежека. Ультрасовременная клиника с важными профессорами ещё могла бы как-нибудь потянуть на последний шанс, а это... Но деваться уже было некуда. Ради Риточки Олежек решил ещё немного потерпеть. Впрочем, как только они вошли во двор всей этой ветхости, Олежека охватила апатия обречённости. Знакомая верблюжья покорность. Ему стало всё равно. Завтра он очнётся как всегда за своим столом в офисе. Уткнётся носом в компьютер. И... потянутся обычные беспросветные будни. Вечером – ритуал в пивнушке. Ужин... Плевать!
- Олег! Ну, очнись же! – он почувствовал, как Рита теребит его за плечо. – Иди! – уже прошептала она, слегка подтолкнув его к старой, не понятно чем обитой двери. Он отворил скрипучую дверь и вошёл в сумрак небольшой комнаты. Олежек собрался оглядеться, как вдруг услышал:
- Что, Олеженька, поговорить захотелось?
Олежек совсем не удивился, что прозвучало его имя. Наверно, предупредили уже дедушку. Его удивило, что он никого не видит. Он огляделся и опять удивился, что дедушка совсем рядом. Сидит на стуле, опираясь на простую палку. Странно, что он не увидел его сразу. Наверное, глаза только что привыкли к сумраку. На этом недоумения Олежека завершились, и ему поскорей захотелось всё окончить.
- Присаживайся, - ласково предложил дедушка. – Расскажи, что тебя привело сюда?
- Да... собственно говоря, - напряг сонный ум Олежек. – Это Рита... Если бы не она, я вряд ли здесь оказался.
- Верно! – словно обрадовался дедушка. – Так и бывает. Помощь чаще всего приходит со стороны. Впрочем... из меня-то помощник никудышный.
- Почему же вас рекомендуют? – задал логически напрашивающийся вопрос Олежек.
- Сам удивляюсь, - искренне проговорил дедушка. – Знаю только, что там, где больше немощи, там больше требуется и благодати Божьей. Благодать Божья, - начал объяснять он. – Она же, как бы, восполняет, немощь человеческую. Иначе быстро пропадёт человек в нашем мире многомятежном. Ну, вроде как, чем безнадёжней больной, тем большие средства нужны для его исцеления... понимаешь?
- Чего же не понять, - вздохнул Олежек, всё больше ощущая безысходность.
- Чем безнадёжней грешник, тем Господь большую благодать направляет на него ради исправления. Чтобы вытянуть из болота греховного. А я-то, - тяжело вздохнул дедушка, прикрыв глаза, - я-то грешник безнадёжный.
- Странно, - ради приличия проговорил Олежек.
- Чего ж странного, милый Олеженька? – продолжил дедушка. – Ничего. Много греха во мне. Вот Господь и покрывает меня благодатью Своей, чтобы удержать на плаву. Чтобы совсем в геенну огненную не провалился я под тяжестью-то этакой. А люди, по несовершенству своему, чувствуют благодать-то Господню вокруг меня, да вместо Бога приписывают её мне. По несовершенству. По наивности. Им благодать Божья помогает, а они думают, что я. А я... просто в грехах своих ковыряюсь, да Богу плачусь.
- Странно, - опять для приличия вымолвил Олежек.
- Нет, милый, ничего странного. Вот представь, лежу я на песочке у реки. Загораю на солнышке. Тепло, хорошо... Ты подходишь и ложишься рядышком. И тебе тоже тепло, хорошо. Ты думаешь, что хорошо тебе оттого, что ты рядом со мной лежишь. А это солнышко... Понимаешь?
- Ну да, вполне.
- Так и благодать. Бог всем помогает, а люди от меня помощи ждут. А если, что хорошего почувствуют, благодарят меня. А это Господь, как солнышко, всех согревает. Господь...
- А я вот, совсем не чувствую солнышка-то, - снова чувствуя переливы отчаяния в душе, заговорил Олежек.
- Так что ж стряслось-то, Олеженька?
- Да... импотент я, - с бесстрашием обречённого признался Олежек.
- Импотент? – переспросил дедушка.
- Ну да, - подтвердил Олежек. – Импотент.
- Надо же! – широко распахнув ясные, серые глаза, покачал головой дедушка.
- Что, удивительно? - усмехнулся Олежек. – Да вот... встретил чудную женщину. Жениться собрался и... импотент. Такой прикол. Смешно?
- Ну, что ты! – с осуждением протянул дедушка.
- А мне кажется, - ощущая какую-то зловещую радость, напряжённо зашипел Олежек. – Мне кажется, что в нашем мире, чтобы жить, нужно всё время хохотать. Хохотать, как идиот. Иначе чокнешься....
- Успокойся, - грустно проговорил дедушка. – Я не тому удивился, что ты болен. Кто нынче не болен? Я удивился, что мы с тобой... вроде как, братья по несчастью.
- Да ну! - не поверил своим ушам Олежек.
- Я сейчас в тебя прямо как в зеркало посмотрел и себя самого... точнее душу свою во всей неприглядности и увидел. Во как!
Дедушка замолчал и задумался, словно забыв про Олежека.
- Так что, - решил напомнить о себе Олежек. – И у вас по молодости было то же самое? Вы, видно, потому и в отшельники подались, да?
- Ну, не совсем так, милый Олеженька, - немного повеселев, заулыбался дедушка. – Не совсем так.
- А как? – поинтересовался Олежек.
- Видишь ли, зеркальце моё... На здоровье я особо никогда не жаловался. А вот душа... душа моя вечно хандрила. Капризничала. Душа моя – ипохондрик стопроцентный.
- Тогда, что ж между нами общего? – всё-таки удивился Олежек.
- Очень много. Очень. Я же говорю, как в зеркальце в тебя смотрюсь.
- Ну-ка, расшифруйте.
- Ты Евангелие читал? – неожиданно спросил дедушка.
- Вопрос на засыпку, - усмехнулся Олежек. – Ну... листал немного.
- Там сказано, - продолжил дедушка. – Вера без дел мертва.
- Это я слышал.
- Вот, дорогой мой, мертва. Это вроде как тест такой. Как проверить, есть в душе вера живая? А вот делами и проверяется. Если, скажем, мужчина здоров и с потенцией у него всё в порядке, когда это обнаружится в полном объёме? Ну конечно, когда он сойдётся с женщиной. Пока один, не очень-то и понятно. Можно увлечься делами и просто забыть о своей потенции. А с женщиной сразу всё и выйдет наружу.
- Как у меня, - вздохнул Олежек.
- Да, - согласился дедушка. – Так. Вот и вера. Только в конкретных делах можно выявить, насколько она жива. Не в суете бытовой, а именно в делах веры. Этому Церковь и учит.
- Так у вас веры нет? – догадался Олежек.
- Нет, - опроверг дедушка. – У меня посерьёзней.
- Это что же такое?
- Видишь ли, Олеженька... вот, у тебя ситуация. Сложная ситуация. Вот, скажи, если между мужчиной и женщиной есть какие-то непреодолимые препятствия, что может заставить их всё-таки оставаться вместе. Несмотря ни на что – вместе?
- Любовь! – радостно определил Олежек.
- Точно, мой милый! – обрадовался и дедушка. – Только она – любовь. Любовь может восполнить любой недостаток. Компенсировать любой изъян. Потому что она больше всего. Нет любви – и уже требуется множество составляющих, дабы два человека были вместе. Плотские чувства могут до поры до времени удерживать...
- Ещё как! – согласился Олежек.
- Детишки могут удерживать. Совместный быт. Жилье, то да сё... Когда все эти составляющие в одном гармоничном целом, то и совместная жизнь вполне возможна. Но выпадает что-то, и связь рушится. Во всём мире сейчас эти разрушения очевидны. Ибо любовь оскудела. Вот и тщатся люди жизнь свою наладить как можно лучше. Комфортнее. Чтобы все составляющие присутствовали в нужной мере. А любовь... любовь во всём этом не нуждается. Она больше. Есть любовь, и всё – достаточно. Пока два человека друг друга любят, они и вместе. Им и в голову не придёт зачем-то расставаться. Что бы ни случилось.
- Всё это очевидно, - перебил Олежек. – Но причём тут ваша импотенция?
- Очень причём, - опять погрустнел дедушка. – Очень. Когда есть любовь, ничего не проблема. И импотенция тоже. Всехвальный апостол Павел так и пишет: кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? И, говорит, уверен: ни смерть, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией... Не может!
- Да, ёмко! – оценил Олежек.
- А что в любви главное? – спросил дедушка.
- Ну... – задумался Олежек. – Сила?
- Нет, Олеженька, не сила.
- Что же?
- Взаимность. Взаимность – закон для любви. Воздух. Без взаимности любовь – не любовь.
- Само собой.
- Это-то и проблема. Беда моя. Видишь ли, когда в молодости я уверовал в Господа... по Его милости неизреченной уверовал... то воспылал душой. Когда молодому человеку понравится девушка, он хочет добиться взаимности. Ухаживает за ней.
- Естественное дело.
- Да, так и я по привычке решил. Показалось мне, что возлюбил я Господа всем умом и всем сердцем, и нужно добиться Его взаимности. И так мне захотелось, что бы Бог на меня внимание обратил, что прямо-таки из кожи лез. Уж так старался. И голодом морил себя. И холодом. И в храм регулярно ходил. Каялся, причащался... В общем, много чего делал. Всё хотел внимание Бога на себя обратить. А потом вдруг и узнал...
- Что узнал? – заинтересовался Олежек.
- Узнал истину, что Бог есть любовь.
- Это я тоже слышал.
- Да, дружок. Бог есть любовь. И когда до меня дошло это, всё в душе моей и рухнуло, как дом, террористом подорванный...
- Как же так? - запутался в логике Олежек.
- Да, так вот. Я от Бога взаимности добивался. А зачем? Бог есть любовь. Любовь вечная. Неистощимая. Не на миг не прерывающаяся. В которой ни тени перемены. Присно сияющая. Это между мужчиной и женщиной взаимность может быть утрачена, как с одной, так и с другой стороны. А Бог любит всегда. Значит не у Него взаимность нужно искать, а самому отвечать взаимностью на его присно сияющую любовь. В себе нужно искать взаимность эту. Тогда-то я и понял, что раз я любви Божьей не чувствую, значит не могу в себе взаимность найти. В себе. Ответить нечем. Тут-то вся моя импотенция и обнаружилась. Пока я на себя внимание Бога обратить тщился, я был, ох как, активен! Ибо гордыня и тщеславие двигали мной. Желание выделиться перед Богом. Как пацан ради девчонки перед своими дружками. А теперь, когда понял, что ничего этого не нужно, а нужно просто любить... и сник. Вот она, любовь Божья – всех обнимает. Всех. И меня окаянного. Просто люби Её в ответ. Не получается! Пустота в сердце. Вакуум. Ушла гордыня. Ушло тщеславие. И ничего, кроме пустоты, не осталось. Ничего. Нет любви. Что делать?
- Что?
- «Отец Сергий» читал у Льва Толстого? – опять неожиданного спросил дедушка.
- Ну да, - почесал Олежек лоб. – Палец он там себе отрубил.
- Верно, отрубил. Это про таких, как я. Кто Бога любить не может.
- Вы тоже палец отрубили?
- Хуже, Олеженька. Хуже... Когда пустоту эту проклятую я в себе обнаружил, бесноваться стал. Хотел хоть как-нибудь её взбаламутить. Ведь невыносимо пустоту эту носить в себе.
- Да уж, - грустно согласился Олежек.
- Бесновался я страшно. Пил, блудил... Довёл себя до последней черты. Однажды напился да и перерезал вены. На голову пакет надел и тюбик с клеем сунул под нос. Думал всё, точка... Как с гуся вода! Ничего. Лежал, лежал. Кровь свернулась. Трезветь стал... Попытался снова любовь в сердце своём поганом поискать. Опять в храм стал ходить... Всё зазря. Вакуум. Снова бесноваться начал. Достал ртути. Надышался, нанюхался, наглотался. Думал, помру в муках... никто хоть самоубийцей не назовёт. Чудо! Опять, как с гуся вода. Ничего. В этом-то безумии я благодать Божью во всей полноте и увидел. Как стальной прут во тьме, добела раскалённый, предстала она взору моему духовному. Увидел я, как крепка любовь Божья. Ничем, никогда её не убьёшь. Воочию увидел я, как Бог нас всех любит. И меня, чёрта окаянного... любит. Стыдно стало. Понял я тогда, в чём болезнь-то моя. Импотенция сердца. Когда понял, что вся полнота любви Господней на меня изливается, тогда и узнал... духовный я импотент. Один вакуум в душе.
- Как же с этим жить? – снова чувствуя обречённость, спросил Олежек.
- Прежде всего, смириться. Был у меня один знакомый тогда. Тщеславный человек. Гордый. С ним происходило нечто подобное. Однажды он не выдержал и хватил целую бутылку ацетона. Тоже покончить решил с собой. И тоже чудо. Благодать Божья не отдала его смерти. Целую бутылку выпил и хоть бы что. Он денёк другой поудивлялся. Потом опять за своё. Теперь растворителя бутылку саданул. И опять ничего! Велико долготерпение Господа нашего. И тут он, знакомый-то мой, можно сказать, умом и двинулся. Решил, что он сверхчеловек. Что особыми дарованиями обладает. Приспичило ему в книгу эту... рекордов попасть.
- Гиннеса, - подсказал Олежек.
- Ну да. Стал разные коктейли из бензина, ацетона и прочей химии смешивать и перед камерой пить. Разок выпил – ничего. Другой. Решил пойти на рекорд. Да тут и помер.
- Да, чокнутый дядька! – не выдержал Олежек.
- Безумный. Вот и я такой же был. Но... одумался вовремя. Смирился с увечьем своим духовным. Так и живу с этой импотенцией. Благодать, как облако, вокруг меня. Утешает. Люди к ней тянутся. Мучают меня похвалами. А я и объяснить им ничего не могу. Одна надежда только – вот и всё, что есть у меня.
- Ну да, - согласился Олежек. – Надежда умирает последней. А что за надежда?
- Представь себе камушек. Маленький, вроде картофелины.
- Представил.
- И представь, что летит человек на самолёте, а под ним огромный океан. И посреди этого океана он бросает этот камешек вниз. Камешек падает в воду. Погружается. Тысяча метров... ещё тысяча... ещё... Опускается на самое дно и там под слоем ила исчезает из виду. Скажи, может ли этот камешек, как-нибудь повлиять на океан.
- Нет, конечно!
- Вот и моя надежда, как этот камешек. Лежит где-то на самом... на самом дне души моей. Лежит и не может ничего в ней изменить. Но она есть! И, как камешек, тверда. И я это чувствую. Этой надеждой и живу. А в чём она... словами не скажешь. Одно слово: надежда.
- Да...
- Вот и ты, Олеженька, всегда помни: у каждого человека есть эта спасительная надежда. И у тебя есть. Не отчаивайся, а Бог никогда тебя не оставит. Бог есть любовь.
- Но... зачем всё это? – не скрывая отчаяния, вопросил Олежек.
- Бог знает, - вздохнул дедушка. – Бог знает... Вот, видишь ли, мы все дышим, дышим, а на воздух внимания не обращаем. Есть и есть. А ведь, как не станет его, какая мука сразу начинается. Удушье... В этом-то удушье и можешь только, наконец, оценить воздух. Видимо, мы с тобой иначе не умеем понять ценность любви. Любви как таковой. Только через импотенцию и можем её оценить.
- Грустно, - тяжко вздохнул Олежек.
- Очень грустно, Олеженька, очень. Но таков уж наш крест. Нельзя бросать его. Претерпевший до конца, тот спасётся. Потерпим, дружок. Что делать, потерпим... Помни только: Бог есть Любовь.

***
В течение нескольких месяцев Олежек наблюдал, как любовь Риты становится всё сильней и сильней. Он видел это по тем невероятным усилиям, которые она предпринимала, дабы сохранить их дружбу. Олежек понимал, что Рита дойдёт до неистовства, но любви своей остынуть не даст. И ни малейшего повода упрекнуть её в чём-нибудь у Олежека никогда не будет. Рита просто неистощима. Она сделает всё возможное и невозможное. Какое-то время Олежек трепыхался. Терпел. Вспоминал дедушку. Убеждал себя, что любовь побеждает всё. Сходил пару раз в храм. Пытался хоть как-нибудь встряхнуть незыблемый вакуум в трусах и в сердце. Но всё было тщетно. Он законченный импотент. Тяжесть бессилия стала невыносима. Чувствовать себя объектом особого внимания красоты и любви, которой он не может ответить взаимностью... невыносимо. Видеть, как Рита становится рядом с ним святой мученицей... невыносимо. Этот крест выше его сил. Когда Олежек ясно увидел, что любовь Риты окончательно превратилась в печаль и жалость в её чудных, всегда влажных, удивительно зелёных глазах, он ей твёрдо сказал:
- Уходи!

Этот день не предвещал Олежеку ничего нового...

=БЕЛЭМ=